«Лав – из» (сборник) - Таня Малярчук

– Вот же, – анализировали мы, – Катерина вернулась. Данных о том, где она была, у нас нет. Допытываться у самой Катерины – неприлично, да и вряд ли она скажет правду. Мы снова остались с носом. Но это еще ничего не означает.

Слово взял пан Гаврилюк, человек очень образованный и мудрый, мы даже удивились, почему он до сих пор молчал. У Гаврилюка вообще был мягкий нрав и уступчивый характер, многие подозревали, что он верил в человеческую доброту, потому что всегда стремился оправдать чьи-то злые поступки, винил больше не самого человека, а общество, сделавшее его таким. («Ах, это легче всего, пан Гаврилюк», – возражала Грехова.) Так и сейчас. Гаврилюк сказал:

– Мне кажется, уважаемое собрание, что наши действия слишком агрессивны по отношению к Раиде и Катерине. Мы почему-то с самого начала их невзлюбили. Но кто из нас попробовал помочь женщинам, подать им в трудный момент руку помощи? Никто. Мы быстренько осудили их, но с человеком не все так просто. На мой взгляд, нужно посодействовать тому, чтобы Раида и Катерина стали такими, как мы. Нужно оказать им доверие, показать, что они окружены заботой, что мы всегда готовы все понять и простить. Кто из нас не сбивался с правильного пути, поддавшись соблазнам?

Мы признали, что Гаврилюк прав, и на скорую руку разработали план действий. Операцию назвали «Созвездие Ориона».

Согласно плану мы навестили Раиду и Катерину в субботу вечером. Женщины как раз собирались ложиться спать. Волосы у Катерины были расплетены и растрепаны, а выглядела она еще более худой и бледной, чем до исчезновения.

– С возвращением, – обратились мы к Катерине, – хорошо отдохнули на море?

– Я не была на море, – ответила Катерина.

– Странно. Ваша мама сказала нам, что вы на море.

– Она сказала неправду.

Мы смущенно топтались в коридоре, мы чувствовали себя немного неловко, ну какое нам дело, где была Катерина?

– Мы, собственно, пришли по другому поводу, – сказал женщинам пан Гаврилюк. Его лицо лучилось неподдельным счастьем и добротой. – Мы пришли просить вас продать для университета телескоп. Университет давно выделил для этого средства, вот мы и решили сначала спросить у вас, может, телескоп вам не очень нужен, занимает в квартире много места, а вас двое, почти взрослая дочь, которая хочет свободы и независимости, будет больше простора, к тому же – за вырученные деньги вы сможете приобрести телескоп поменьше и снять квартиру с большей жилой площадью. Продажей и вы будете довольны, и мы.

Из коридора мы заглянули в комнату. Действительно ничего, кроме одной кровати и телескопа, не могло в ней поместиться.

– Извините, но телескоп мы не продаем, – сказала Раида.

– О, – заволновался Гаврилюк, – вы не думайте, мы дадим хорошие деньги, цена на телескопы немного упала, но мы это не станем учитывать, никто вам больше за телескоп не даст.

– Но мы телескоп не продаем, – повторила Раида, и Гаврилюк разве что не заплакал.

– Мы вас очень просим, нам невероятно нужен телескоп, мы хотим через два дня открывать факультет астрономии и изучения неба, а без телескопа какой же может быть факультет! Нас засмеют! Сжальтесь над нами!

– Похожий телескоп я видела в Доме техники на проспекте Мира, купите там.

– Да, но как вы не понимаете, – простонал Гаврилюк Доброе Сердце, – мы хотим вам помочь! Получите деньги, снимете другую, не такую тесную, квартиру из двух комнат, одна будет ваша, пани Раида, вторая – вашей дочки, зачем толочься в одной комнате и спать на одной кровати? Купите занавески, чтобы никто не заглядывал в окна, и будете жить долго и счастливо, как все люди.

– Ваше предложение нас не интересует, – сурово повторила Раида, и мы окончательно убедились, что ничего из этого не выйдет. Эти женщины не нуждались в нашей помощи. Гаврилюк ошибся.

– Но ведь жить в такой тесной комнате двум женщинам крайне неудобно! – не мог смириться с поражением Гаврилюк. – Разве вы не стесняетесь переодеваться друг при друге? В двух комнатах жить намного лучше! Если не хотите продавать телескоп, то возьмите деньги просто так, снимите большую квартиру, повесьте на окна занавески!

Добросердечию Гаврилюка не было границ. Он чуть ли не на коленях просил Раиду принять деньги, но она их, разумеется, не взяла.

Мы попрощались с женщинами и вышли. Гаврилюк никак не мог прийти в себя. Его мозги работали в одном направлении: нужно их спасти! Их еще можно спасти! Но мы придерживались другого мнения. Честно говоря, мы и не сомневались, что наши усилия окажутся напрасными, и все закончится именно так.

– Пан Гаврилюк, вы не виноваты, – успокаивала донкихота Грехова, – вы старались помочь, вы сделали все, что в ваших силах, но с ними по-человечески не выходит.

Мы сами сложили их вещи. Не церемонились. Днем зашли в их квартиру (ключ подобрал Максим Голенький), упаковали чемоданы с косметикой и одеждой, книжки связали в пачки (мы бы сразу отправили их по почте, но не знали, куда женщины решат направиться, обернули телескоп целлофаном и уселись в коридоре ждать. Пани Аронец пришла в неистовство.

– Что вы думаете? – кричала она. – Рыбы появились снова!

Она вынесла из комнаты новый аквариум.

– Это ж надо иметь столько наглости! Мы им одно, а они – другое!

Недолго думая, она спустила рыбок в туалет.

Раида и Катерина вернулись из университета в пять. Особо сильно не удивились. Наверняка чувствовали за собой вину. Ведь, если бы вас кто-нибудь насильно выселял из города, вы же попробовали бы сопротивляться?

– Мы официально доводим до вашего сведения, уважаемые женщины, – так начала свою речь пани Грехова, – что далее оставаться в нашем городе вы не можете. Это противоречит законам не только нашего города, но и человеческой морали вообще. Мы не станем разглашать причину вашего отъезда, потому что, во-первых, не хотим дурной славы, во-вторых, боимся подать плохой пример молодежи, которая смотрела на вас, пани Раида, как на авторитет. Не трудитесь что-либо отрицать – мы все знаем. Надеемся, уважаемые женщины, вы оцените нашу тактичность и снисходительность, ведь мы могли бы вас арестовать. Но опять же – не хотим шумихи. В этом конверте, Раида, ваша зарплата и стипендия Катерины. В пакете – овсяное печенье и несколько бутылок гранатового сока. На день дороги хватит. Рыбок пани Аронец, не сдержавшись, со злости спустила в туалет, поэтому мы заплатим за них в денежном эквиваленте. Книжки мы еще не отправили по почте, так как не знаем, куда вы намереваетесь податься. Однако, куда бы вы ни направились – помните, что все города похожи на наш, – это стога сена, в которых не спрячется ни одна иголка.

И после этого мы больше никогда не видели Раиду и Катерину. Они взяли свои вещи и поехали в неизвестном направлении. Некоторые говорили, что они все равно выглядели счастливыми, словно совсем не чувствовали за собой вины, спокойно сели в поезд и долго вместе наблюдали из окна, как наш город от них отдалялся. Кое-кто высказывал недовольство, что теперь, мол, в городе нудно жить. Кое-кто допускал, что наши подозрения были ошибочны. Но большинство так не думает.

Лузеры хотят большего

История вымышленная, какие-либо совпадения с реальностью считать случайными

Один человек дожил до тридцати трех лет в мире и спокойствии. У него была работа, была семья, были родственники, были знакомые. Было двое хороших друзей, с которыми он встречался раз в месяц. Они вместе выпивали по четыре кружки пива, обсуждали работу, семью, родственников и знакомых и расходились, счастливые и хмельные, по домам спать. Жена у этого человека была умная и красивая как раз настолько, чтобы он иногда, наблюдая, как она готовит ужин, ловил себя на мысли, что жизнь ему вполне удалась и он не хочет ничего большего и ничего иного.

Но однажды именно эта блаженная мысль человека испугала. Он подумал: «Как можно не хотеть ничего большего и ничего иного? Разве я умер? Только мертвецы ничего не хотят».

Такое понимание смерти он вынес из полугодового курса философии в университете, который он когда-то закончил на отлично. И понимание это, вероятно, было насквозь ошибочным, но в тот день оно казалось наиболее весомым из всех известных ему. Человек испугался. Был вечер. Он закрылся в ванной и разделся догола. Тщательно оглядел свое еще молодое тело. Радужные оболочки глаз показались ему бесцветными, руки – худыми и дрожащими, живот – отвисшим, спина – сгорбленной. Человек решил, что именно так выглядят лузеры. Он не хотел быть лузером.

Вернулся в гостиную, где жена сладко дремала перед телевизором. Оглядел комнату, и она показалась тесной и сопрелой от лени и безразличия, затхлой, будто тут уже давно кто-то умер, а тело забыли вынести. Человек едва сдерживался, чтобы не закричать.

– Я выйду в коридор покурю, – сказал он жене, и та лишь сонно кивнула, мол, иди, я не против, ты имеешь право на свои маленькие слабости.